Поселился в самом маргинальном районе Рима. К чёрту гостиницы. Из них обычно открывается красивый вид на город, который одинаков в любом городе. В отличие от того, что на дне. То, что скрыто за пределами "красивого вида" - то более разнообразное. Мне так нравится находиться среди этого отрепья – наркоманов, бандитов, воров, агрессивных алкоголиков, находиться в самом их центре, и смеяться с них. Это всё тоже оппозиция. Они против всего.

О П П О З И Ц И Я. Люди обходят их стороной. Вбивают в голову своим детям, что этих наркоманов и растатуированных юнцов на мотоциклах надо сторониться, как только они появляются на горизонте. И они привыкли к этому. Это бандитское оппозиционное дно, наверное, челюсть на землю уронило, как только я прошёл мимо них так, будто вообще их не замечаю. Я прошёл в этот мотель по улице, словно вся эта улица – открытое поле, где нет ничего. Словно, это моя квартира и я просто иду в туалет среди ночи, думая о том, как я снова вернусь в комнату и засну. Все они «крутые». Единственное, что делает их опасными, это тонна оружия, которое они таскают за собой. Сами по себе они ничто. Перед тем, как напиваться, они обильно пожирают мясо, думая, что это делает их сильными. Ха-ха! Я смог построить своё тело, будучи вегетарианцем… Итак, пока я направлялся к мотелю, смея игнорировать всю атмосферу этого района, они могли сто раз разделать меня, как говядину. Но я не видел их, и они не знали, как ко мне подобраться. Интересно, что делала бы Оппозиция в GWC, если все относились бы к ним также? Сотни атак, вмешательств, сорванных матчей. И что в ответ? Да ничего. Никто не говорит ни слова. Хотя, чем не схожая ситуация сейчас? Никто даже не организует против них единой силы. Потому что нет надобности. Игнор. Сначала, у меня была ненависть к ним. Ярость. Ярость – магическое слово. Я хотел (не смотря на большой риск) напасть на эти ничтожества по дороге в мотель. Хотел также покончить и с оппозицией на ринге. На прошлой неделе я был вне себя. Эмоции так и буйствовали в теле. Но затем, на горизонте появилось ещё более магическое слово, чем «ярость». На горизонте всплыло слово – К О Н Т Р О Л Ь. Я подумал, а зачем быть вне себя из-за вещей, которые кажутся гнусными лишь на первый взгляд? Со всего можно смеяться, СО ВСЕГО! Я приехал в Италию, чтобы смеяться со всего. Контроль не даст эмоциям действовать хаотично. На прошлой неделе было круто, не спорю. Эмоции выбежали во двор в виде агрессивных, раскалённых как металл, грызущих всё на своём пути, собак. Было впечатляюще. Но пришло время, и я открыл окно, в которое прокричал – «Ну, ребята, достаточно. Пора домой!».

Пока я это пишу, мне стучатся в дверь. Судя по крикам, человек 10. Наверное, в мотеле до меня жил человек, который им чем-то обязан. Кажется, они ковыряются ножом в замке. Я прокричал им пару слов по-английски… Вроде затихли… Нет, снова взбесились! Теперь кричат про американцев. Слышу что-то вроде «американи» и рядом ещё какое-то слово… Вроде «каццо». Скажите, как это переводится? Наверное, они обожают американцев! Не спорю, мы – мирные люди. Сейчас открою дверь и мирно оторву пару голов, получив с десяток ударов ножом в живот. Ну и похер. Залечу головами… Но в чём дело? Ведь Генри Роллинз приехал смеяться? Контроль охватывает моё тело. Я кричу им – Лаццио! ЛАЦЦИО РУЛЕЗ, МАТЬ ВАШУ!!! Несколько человек тут же забыли про американцев, и прямо таки подхватили мою фразу. Но, слышу, не все их друзья согласны с таким заявлением. Что же там происходит? Они больше не колотят мою дверь, не ковыряются ножом в замке. Судя по голосу, они готовы ковыряться ножами в животах друг друга. Такой драки я ещё не слышал. Кажется, оппозиция с треском самоуничтожается.

Генри кладёт тетрадь в ящик стола, ложится на диван и закрывает глаза, стараясь не слушать эту идиотскую драку на футбольной почве, разворачивающуюся прямо за дверью. Тем временем хозяин мотеля выгоняет уличную «оппозицию» из своего заведения, грозясь вызвать полицию, а если понадобится – то и загадочных людей из Ватикана, которые тут совсем недалеко.

Роллинз подходит к двери раздевалки Курта Энгла. Нога уже как будто сама по себе поднялась, чтобы выбить эту дверь, и если она упадёт на голову Курта, будет даже лучше. Но контроль растекается по венам, словно вколотое из шприца лекарство. Генри ставит ногу на землю, стучит пару раз и открывает дверь. Курт Энгл разворачивается на стуле.

- Курт. Тому, как ты вернулся, позавидуют многие люди! – Усмешка. – Конечно, ты такой же обделённый, тебя обидело руководство, тебе в чём-то отказали… Нет? Тогда объясни мне мотивы твоего вступления в Оппозицию. Объясни, а я послушаю, и посмеюсь… В чём же дело? Это какая-то конкретная причина? Или тут нечто философское? Или это был вопрос моды? Забудь, неважно. Я пришёл сюда, чтобы сказать тебе, что никакой ты нахрен не Олимпиец. Олимпийцем ты был в 1996 году. Но просматривая список олимпийской команды США на Играх в Афинах, Пекине и Лондоне, я там не нашёл тебя. Вместо этого к тебе применительно иное слово. Сначала я думал, что это pussy. Но pussy как-то мягко звучит, сразу ассоциация с писклявой девушкой, а у тебя всё-таки есть история, и мускулы. Поэтому к тебе больше подходит cunt. Знаешь, звучит жестко – «ПИЗДА». С историей, с силой, с мускулами, но всё равно пизда. Fuckin’ CUNT! – Генри закрывает за собой дверь, и как ни в чём не бывало, входит в раздевалку. – Давай проанализируем. Только пизда может вступить в отстойную группировку без причины. Только пизда может этим гордиться. Только пизда может начать душить меня майкой… МЕНЯ?! Ты, быть может, думаешь, что мне было это неприятно и больно. Но нет-нет-нет, Курт… подожди, сейчас ты всё поймёшь.

Энгл уже был готов поставить точку, но Роллинз резко вытаскивает толстую верёвку из своего кармана, пару раз дёрнув за разные концы. Курт отходит немного назад, ситуация напряжённая.

- Ты не поверишь, Курт. Я не буду душить тебя этой верёвкой. ТЫ БУДЕШЬ ДУШИТЬ МЕНЯ ЕЮ! Когда я узнал, что на следующем шоу у меня матч против Курта Энгла, у меня на лице было написано удивление. Я не понимал логики этого назначения. На мои вопросы отвечали либо непонятными ответами, либо корчили такое же удивлённое лицо, как и у меня. В итоге, я смотрю запись событий после моего матча, которых я не помню – ведь Панк выбил из меня всю дурь, и я был без сознания. Что же я вижу? Курт Энгл душит мою шею майкой. МАЙКОЙ!!! МОЮ ШЕЮ!!! ТУ САМУЮ ШЕЮ, К КОТОРОЙ МНОГО РАЗ ПРИКЛАДЫВАЛИ НОЖ, КОТОРУЮ ЛОМАЛИ, КОТОРУЮ ИЗБИВАЛИ, КОТОРУЮ ДУШИЛИ ТЫСЯЧИ СТРАШНЫХ РУК В ТЕЧЕНИЕ ЭТИХ ДЕСЯТКОВ ЛЕТ!!! И против ЭТОЙ ШЕИ Курт Энгл применил не верёвку, не трос, не ГИЛЬОТИНУ в конце концов… а какую-то сраную, потную, вонючую бархатную майку! Вот это ОСКОРБЛЕНИЕ, КУРТ, ВОТ ЭТО НЕУВАЖЕНИЕ! – Вся эта ярость, конечно, не без сарказма. – Я не чувствовал «удушения», придурок! В моей голове на тот момент крутились галлюцинации после ударов по голове от другого человека, и думаю, я дышал более чем спокойно. Но если бы ты, чёрт возьми, оторвал мою голову от шеи, и принёс бы её мне, я бы пожал тебе руку и сказал – «Энгл, ты реально крут. Ты оторвал мою грёбанную голову, вот это я уважаю!». В конце концов, это Shunters’ Dreams или HardEurope, здесь мы ломаем друг другу кости и наносим друг другу травмы, а не душим майками. Выкинь это дерьмо!

С этими словами, Генри хватает майку Энгла с полки, и рвёт её на части! Это было сложно, ткань достаточно жёсткая, но обрывки майки Энгла уже лежат у него в ногах. А Роллинз в это время привязывает верёвку одним концом к ручке на верхней дверце шкафа, а на другом конце делает петлю, на которой можно повеситься.

- И взамен этой майки, я буду ждать тебя с верёвкой. На прошлой неделе я дал СМ Панку стул, на этой неделе я даю тебе верёвку. Учись правильно душить… Immanuel CUNT.

Генри усмехается и направляется к двери.

Отредактировано Luther (2012-07-30 19:35:55)